Тексты ЕГЭ и книги
Текст на ЕГЭ по русскому языку — это не случайно выбранный фрагмент из статьи или художественного произведения, а искусственно созданный составителями отрывок.
Каждый год в многочисленных интервью с писателями, произведения которых оказались на ЕГЭ по русскому языку, так или иначе звучит мысль, что сам автор исходного текста имел в виду не совсем то, что указано в написанном составителями КИМов списке основных проблем. Как же определить «позицию автора» выпускнику, если даже автор видит текст по-другому? Для этого нужно понять, как именно создатели КИМов (контрольно-измерительные материалы: так официально называется каждый вариант) изменяют исходный текст, зачем они это делают и как научиться читать текст формата ЕГЭ.
Тексты для ЕГЭ составители специально изменяют, чтобы убрать лишние (незначительные для понимания проблематики) детали и элементы, и приводят в соответствие с форматом ЕГЭ. Поэтому вы увидите в варианте подпись под предложенным для анализа текстом: (не «А.П. Чехов», а «по А.П. Чехову», не «Е. Носов», а «по Е. Носову», «по Д.С. Лихачеву», «по Е. и М. Холмогоровым». Это указывает на обработку текста составителем варианта.
Текст, представленный для написания сочинения-рассуждения, нацелен на то, чтобы дать выпускнику возможность показать свою позицию по отношению к одному из ключевых понятий морали и нравственности.
В тексте научном или научно-популярном информация подается объективно, автор доносит до нас информацию, но не ставит перед собой задачу преподнести нам нравственный урок. Уроки нравственности дают нам произведения художественного или публицистического стиля, и только такие произведения (отрывки из статей, очерков, рассказов, романов) предлагаются в задании.
Нельзя забывать о подвигах наших предков; нужно заботиться о родителях, природе и планете в целом; деньги — это не главный смысл жизни; врать — плохо; убивать нельзя и так далее. Всё это нравственные уроки, которые предлагают вам увидеть в прочитанном тексте составители КИМов.
Морально-нравственный подтекст можно найти в каждом тексте из задания с развернутым ответом, и этот нравственный урок ВСЕГДА определяет одну из основных проблем предложенного для анализа текста.
Поэтому ключевой вопрос, который нужно задать себе при чтении текста: чему учит нас автор?
- Читаем текст в «адаптированном переводе» составителей ЕГЭ. Скорее всего, общая идея в нём такая же, как в оригинальном тексте, но при этом он сокращён до одной странички.
(1)Вечерние сумерки. (2)Крупный мокрый снег лениво кружится около только что зажжённых фонарей и тонким мягким пластом ложится на крыши, лошадиные спины, плечи, шапки. (3)Извозчик Иона Потапов весь бел, как привидение. (4)Согнувшись, насколько только возможно согнуться живому телу, и словно застыв в этом положении, он сидит на козлах.
(5)Иона и его лошадёнка не двигаются с места уже веки вечные (6)Выехали они со двора ещё до обеда, а почина всё нет и нет. (7)Но вот на город спускается вечерняя мгла. (8)Бледность фонарных огней уступает своё место живой краске, и уличная суматоха становится шумнее.
- (9)Извозчик, на Выборгскую! - слышит Иона.
(10)Иона вздрагивает и сквозь ресницы, облепленные снегом, видит военного в шинели с капюшоном. (11)В знак согласия Иона дёргает вожжи. (12)Лошадёнка нерешительно двигается с места... (13)Иона оглядывается на седока и шевелит губами... (14)Хочет он, по-видимому, что-то сказать, но из горла не выходит ничего, кроме сипенья.
- (15)Что? - спрашивает военный.
(16)Иона кривит улыбкой рот, напрягает своё горло и сипит:
-(17)А у меня, барин, сын на этой неделе помер.
-(18)Гм!.. (19)Отчего же он умер?
-(20)А кто ж его знает! (21)Должно, от горячки... (22)Три дня полежал в больнице и помер...
-(23)Поезжай, поезжай... - говорит седок. - (24)Этак мы и до завтра не поедем. (25)Подгони-ка!
(26)Несколько раз потом Иона оглядывается на седока, но тот закрыл глаза и, по-видимому, не расположен слушать. (27)Высадив его на Выборгской, он останавливается. (28)Проходит час, другой...
(29)По тротуару, громко стуча калошами и перебраниваясь, проходят трое молодых людей: двое из них высоки и тонки, третий мал и горбат.
-(30)Извозчик, к Полицейскому мосту! - кричит дребезжащим голосом горбач.
(31)Иона дёргает вожжами и чмокает. (32)Он чувствует за своей спиной вертящееся тело и голосовую дрожь горбача. (33)Он слышит обращенную к нему ругань, видит людей, и чувство одиночества начинает мало-помалу отлегать от груди. (34)Дождавшись короткой паузы, он оглядывается ещё раз и бормочет:
-(35)А у меня на этой неделе... сын помер! (36)Сын-то вот помер, а я жив...
(37)И Иона оборачивается, чтобы рассказать, как умер его сын, но тут горбач легко вздыхает и заявляет, что, слава Богу, они, наконец, приехали. (38)Опять Иона одинок, и опять наступает для него тишина... (39)Утихшая ненадолго тоска появляется вновь и распирает грудь ещё с большей силой. (40)Глаза его тревожно и мученически бегают по толпам, снующим по обе стороны улицы: не найдётся ли из этих тысяч людей хоть один, который выслушал бы его? (41)Но толпы бегут, не замечая ни его, ни тоски... (42)Тоска громадная, не знающая границ. (43)Лопни грудь Ионы и вылейся из неё тоска, так она бы, кажется, весь свет залила... (44)Обращаться к людям он считает уже бесполезным. (45)Скоро будет неделя, как умер сын, а он ещё путём не говорил ни с кем...
(46)Дома он одевается и идёт в конюшню, где стоит его лошадь. (47)Думает он об овсе, о сене, погоде... (48)Про сына, когда один, думать он не может... (49)Поговорить с кем-нибудь о нём можно, но самому думать и рисовать себе его образ невыносимо жутко...
-(50)Жуёшь? - спрашивает Иона свою лошадь, видя её блестящие глаза.
-(51)Ну, жуй, жуй, да... (52)Стар уж стал я ездить... (53)Сыну бы ездить, а не мне... (54)То настоящий извозчик был... (55)Жить бы только...
(56)Иона молчит некоторое время и продолжает:
-(57)Так-то, брат кобылочка... (58)Нету сыночка... (59)Взял и помер зря... (60)Вот, скажем, у тебя жеребёночек, и ты этому жеребёночку родная мать... (61)И вдруг, скажем, этот самый жеребёночек приказал долго жить... (62)Ведь жалко?
(63)Лошадёнка жуёт, слушает и дышит на руки своего хозяина...
(64)Иона увлекается и рассказывает ей всё...
(По А.П. Чехову*)
Антон Павлович Чехов (1860-1904) - известный русский писатель, классик отечественной литературы.
- О чём текст?
Об одиночестве, тоске, о горе, о том, насколько важны для человека сострадание, сочувствие, доброе слово, просто возможность выговориться.
- Чему учит нас автор?
Уважать чувства других людей, прислушиваться к ним, проявлять человечность.
- Читаем и разбираем ключи к тексту.
Проблема: Проблема равнодушия людей к чужому горю. (Как люди нередко относятся к чужому горю?)
Позиция автора: Нередко люди равнодушно относятся к чужому горю. Они поглощены своими заботами и не хотят замечать проблемы и страдания окружающих.
Проблема: Проблема сострадания. (Что может помочь человеку справиться с горем, бедой? Как должны вести себя люди по отношению к человеку, у которого случилось горе?)
Позиция автора: Справиться с горем людям могут помочь внимание и сочувствие окружающих. Не пройти мимо, выслушать, поддержать добрым словом — то немногое, что требуется от каждого по отношению к человеку, у которого случилось горе.
Проблема: Проблема душевного состояния человека, у которого случилось горе. (В чём нуждается человек, в жизни которого случилось горе? В какой помощи нуждается человек, в жизни которого случилось горе?)
Позиция автора: Человек, у которого случилось горе, испытывает чувство тоски, одиночества, душевной боли, поэтому ему необходимы сочувствие и поддержка окружающих.
Проблема: Проблема родительской любви. (Что является самым ценным для родителей?В чём проявляется родительская любовь? Как родители относятся к своим детям? )
Позиция автора: Самое ценное для родителей — дети, их счастье и благополучие. Потеря ребёнка — страшное горе, которое лишает родителей смысла жизни.
- Записываем в читательский дневник тезисы (можно полностью переписать формулировку позиции автора, можно передать её своими словами).
- Читаем «оригинальный текст». Какие в нём появились подробности, детали, персонажи, которых не было в сокращённом варианте?
Например, читая рассказ Чехова, мы увидим, что у Ионы есть не только сын, но и дочь, значит, если вы вспомните этот рассказ при аргументации своего мнения, то не стоит писать, что умер его «единственный ребёнок» (а «единственный сын» — можно).
Антон Чехов
ТОСКА
Кому повем печаль мою?..
Вечерние сумерки. Крупный мокрый снег лениво кружится около только что зажженных фонарей и тонким мягким пластом ложится на крыши, лошадиные спины, плечи, шапки. Извозчик Иона Потапов весь бел, как привидение. Он согнулся, насколько только возможно согнуться живому телу, сидит на козлах и не шевельнется. Упади на него целый сугроб, то и тогда бы, кажется, он не нашел нужным стряхивать с себя снег... Его лошаденка тоже бела и неподвижна. Своею неподвижностью, угловатостью форм и палкообразной прямизною ног она даже вблизи похожа на копеечную пряничную лошадку. Она, по всей вероятности, погружена в мысль. Кого оторвали от плуга, от привычных серых картин и бросили сюда в этот омут, полный чудовищных огней, неугомонного треска и бегущих людей, тому нельзя не думать...
Иона и его лошаденка не двигаются с места уже давно. Выехали они со двора еще до обеда, а почина всё нет и нет.
Герой рассказа Чехова — извозчик Иона Потапов — приехал в город (позже мы узнаем, что это Петербург) из деревни. Обратим внимание на то, что о контрасте деревни и города «думает» не Иона, а его лошадь. В следующих эпизодах текста автор покажет, что эти мысли могли бы принадлежать и самому герою, его тоже «оторвали от плуга».
Но вот на город спускается вечерняя мгла. Бледность фонарных огней уступает свое место живой краске, и уличная суматоха становится шумнее.
— Извозчик, на Выборгскую! — слышит Иона. — Извозчик!
Иона вздрагивает и сквозь ресницы, облепленные снегом, видит военного в шинели с капюшоном.
— На Выборгскую! — повторяет военный. — Да ты спишь, что ли? На Выборгскую!
В знак согласия Иона дергает вожжи, отчего со спины лошади и с его плеч сыплются пласты снега... Военный садится в сани. Извозчик чмокает губами, вытягивает по-лебединому шею, приподнимается и больше по привычке, чем по нужде, машет кнутом. Лошаденка тоже вытягивает шею, кривит свои палкообразные ноги и нерешительно двигается с места...
— Куда прешь, леший! — на первых же порах слышит Иона возгласы из темной, движущейся взад и вперед массы. — Куда черти несут? Пррава держи!
— Ты ездить не умеешь! Права держи! — сердится военный.
Бранится кучер с кареты, злобно глядит и стряхивает с рукава снег прохожий, перебегавший дорогу и налетевший плечом на морду лошаденки. Иона ерзает на козлах, как на иголках, тыкает в стороны локтями и водит глазами, как угорелый, словно не понимает, где он и зачем он здесь.
— Какие все подлецы! — острит военный. — Так и норовят столкнуться с тобой или под лошадь попасть. Это они сговорились.
Мир, окружающий Иону, равнодушен и несправедлив. Автор показывает грубость прохожих, злую иронию седока-военного.
Иона оглядывается на седока и шевелит губами... Хочет он, по-видимому, что-то сказать, но из горла не выходит ничего, кроме сипенья.
— Что? — спрашивает военный.
Иона кривит улыбкой рот, напрягает свое горло и сипит:
— А у меня, барин, тово... сын на этой неделе помер.
— Гм!.. Отчего же он умер?
Иона оборачивается всем туловищем к седоку и говорит:
— А кто ж его знает! Должно, от горячки... Три дня полежал в больнице и помер... Божья воля.
— Сворачивай, дьявол! — раздается в потемках. — Повылазило, что ли, старый пес? Гляди глазами!
— Поезжай, поезжай... — говорит седок. — Этак мы и до завтра не доедем. Подгони-ка!
Иона пытается рассказать о своем горе седоку-военному, но получает ту же реакцию: равнодушие и черствость.
Извозчик опять вытягивает шею, приподнимается и с тяжелой грацией взмахивает кнутом. Несколько раз потом оглядывается он на седока, но тот закрыл глаза и, по-видимому, не расположен слушать. Высадив его на Выборгской, он останавливается у трактира, сгибается на козлах и опять не шевельнется... Мокрый снег опять красит набело его и лошаденку. Проходит час, другой...
По тротуару, громко стуча калошами и перебраниваясь, проходят трое молодых людей: двое из них высоки и тонки, третий мал и горбат.
— Извозчик, к Полицейскому мосту! — кричит дребезжащим голосом горбач. — Троих... двугривенный!
Иона дергает вожжами и чмокает. Двугривенный цена не сходная, но ему не до цены... Что рубль, что пятак — для него теперь всё равно, были бы только седоки... Молодые люди, толкаясь и сквернословя, подходят к саням и все трое сразу лезут на сиденье. Начинается решение вопроса: кому двум сидеть, а кому третьему стоять? После долгой перебранки, капризничанья и попреков приходят к решению, что стоять должен горбач, как самый маленький.
— Ну, погоняй! — дребезжит горбач, устанавливаясь и дыша в затылок Ионы. — Лупи! Да и шапка же у тебя, братец! Хуже во всем Петербурге не найти...
— Гы-ы... гы-ы... — хохочет Иона. — Какая есть...
— Ну ты, какая есть, погоняй! Этак ты всю дорогу будешь ехать? Да? А по шее?..
— Голова трещит... — говорит один из длинных. — Вчера у Дукмасовых мы вдвоем с Васькой четыре бутылки коньяку выпили.
— Не понимаю, зачем врать! — сердится другой длинный. — Врет, как скотина.
— Накажи меня бог, правда...
— Это такая же правда, как то, что вошь кашляет.
— Гы-ы! — ухмыляется Иона. — Ве-еселые господа!
— Тьфу, чтоб тебя черти!.. — возмущается горбач. — Поедешь ты, старая холера, или нет? Разве так ездят? Хлобысни-ка ее кнутом! Но, чёрт! Но! Хорошенько ее!
Иона чувствует за своей спиной вертящееся тело и голосовую дрожь горбача. Он слышит обращенную к нему ругань, видит людей, и чувство одиночества начинает мало-помалу отлегать от груди. Горбач бранится до тех пор, пока не давится вычурным, шестиэтажным ругательством и не разражается кашлем. Длинные начинают говорить о какой-то Надежде Петровне. Иона оглядывается на них. Дождавшись короткой паузы, он оглядывается еще раз и бормочет:
— А у меня на этой неделе... тово... сын помер!
— Все помрем... — вздыхает горбач, вытирая после кашля губы. — Ну, погоняй, погоняй! Господа, я решительно не могу дальше так ехать! Когда он нас довезет?
— А ты его легонечко подбодри... в шею!
— Старая холера, слышишь? Ведь шею накостыляю!.. С вашим братом церемониться, так пешком ходить!.. Ты слышишь, Змей Горыныч? Или тебе плевать на наши слова?
И Иона больше слышит, чем чувствует, звуки подзатыльника.
— Гы-ы... — смеется он. — Веселые господа... дай бог здоровья!
— Извозчик, ты женат? — спрашивает длинный.
— Я-то? Гы-ы... ве-еселые господа! Таперя у меля одна жена — сырая земля... Хи-хо-хо... Могила, то есть!.. Сын-то вот помер, а я жив... Чудное дело, смерть дверью обозналась... Заместо того, чтоб ко мне идтить, она к сыну...
И Иона оборачивается, чтобы рассказать, как умер его сын, но тут горбач легко вздыхает и заявляет, что, слава богу, они, наконец, приехали. Получив двугривенный, Иона долго глядит вслед гулякам, исчезающим в темном подъезде. Опять он одинок, и опять наступает для него тишина... Утихшая ненадолго тоска появляется вновь и распирает грудь еще с большей силой. Глаза Ионы тревожно и мученически бегают по толпам, снующим по обе стороны улицы: не найдется ли из этих тысяч людей хоть один, который выслушал бы его? Но толпы бегут, не замечая ни его, ни тоски... Тоска громадная, не знающая границ. Лопни грудь Ионы и вылейся из нее тоска, так она бы, кажется, весь свет залила, но, тем не менее, ее не видно. Она сумела поместиться в такую ничтожную скорлупу, что ее не увидишь днем с огнем...
Иона надеется, что его кто-то услышит, выслушает, но ему не с кем разделить своё горе, седоки равнодушны и даже жестоки по отношению к старику.
Иона видит дворника с кульком и решает заговорить с ним.
— Милый, который теперь час будет? — спрашивает он.
— Десятый... Чего же стал здесь? Проезжай!
Иона отъезжает на несколько шагов, изгибается и отдается тоске... Обращаться к людям он считает уже бесполезным. Но не проходит и пяти минут, как он выпрямляется, встряхивает головой, словно почувствовал острую боль, и дергает вожжи... Ему невмоготу.
«Ко двору, — думает он. — Ко двору!»
И лошаденка, точно поняв его мысль, начинает бежать рысцой. Спустя часа полтора Иона сидит уже около большой грязной печи. На печи, на полу, на скамьях храпит народ. В воздухе «спираль» и духота... Иона глядит на спящих, почесывается и жалеет, что так рано вернулся домой...
«И на овес не выездил, — думает он. — Оттого-то вот и тоска. Человек, который знающий свое дело... который и сам сыт, и лошадь сыта, завсегда покоен...»
В одном из углов поднимается молодой извозчик, сонно крякает и тянется к ведру с водой.
— Пить захотел? — спрашивает Иона.
— Стало быть, пить!
— Так... На здоровье... А у меня, брат, сын помер... Слыхал? На этой неделе в больнице... История!
Иона смотрит, какой эффект произвели его слова, но не видит ничего. Молодой укрылся с головой и уже спит. Старик вздыхает и чешется... Как молодому хотелось пить, так ему хочется говорить. Скоро будет неделя, как умер сын, а он еще путем не говорил ни с кем... Нужно поговорить с толком, с расстановкой... Надо рассказать, как заболел сын, как он мучился, что говорил перед смертью, как умер... Нужно описать похороны и поездку в больницу за одеждой покойника. В деревне осталась дочка Анисья... И про нее нужно поговорить... Да мало ли о чем он может теперь поговорить? Слушатель должен охать, вздыхать, причитывать... А с бабами говорить еще лучше. Те хоть и дуры, но ревут от двух слов.
Надежда Ионы найти собеседника среди «равных» (дворник, извозчик) также не оправдалась: как и «господа», они равнодушны к его горю.
«Пойти лошадь поглядеть, — думает Иона. — Спать всегда успеешь... Небось, выспишься...»
Он одевается и идет в конюшню, где стоит его лошадь. Думает он об овсе, сене, о погоде... Про сына, когда один, думать он не может... Поговорить с кем-нибудь о нем можно, но самому думать и рисовать себе его образ невыносимо жутко...
— Жуешь? — спрашивает Иона свою лошадь, видя ее блестящие глаза. — Ну, жуй, жуй... Коли на овес не выездили, сено есть будем... Да... Стар уж стал я ездить... Сыну бы ездить, а не мне... То настоящий извозчик был... Жить бы только...
Иона молчит некоторое время и продолжает:
— Так-то, брат кобылочка... Нету Кузьмы Ионыча... Приказал долго жить... Взял и помер зря... Таперя, скажем, у тебя жеребеночек, и ты этому жеребеночку родная мать... И вдруг, скажем, этот самый жеребеночек приказал долго жить... Ведь жалко?
Лошаденка жует, слушает и дышит на руки своего хозяина...
Иона увлекается и рассказывает ей всё...
В итоге Иона находит единственного собеседника: лошадь. И, разговаривая с ней, он становится живым, настоящим, его рассказ вызывает сочувствие читателя (сравните монолог героя в финале рассказа и его неловкое «У меня …. тово… сын помер»). Так Чехов показывает, что человеку необходимо внимание и сочувствие.
Обратите внимание: составители КИМа позаботились о том, чтобы вы не писали о «тяжелой судьбе лошади, оторванной от жизни в деревне», не рассуждали о судьбе дочери Ионы и о том, что сам Иона может вернуться к семье. В тексте формата ЕГЭ сохранены основные темы: горе, одиночество, равнодушие, необходимость сочувствия.
